Оранжевый блюз - Страница 4

— Аркаша, ты научишь меня водить «Мерседес»? — спрашивала она, томно приоткрывая свои пленительные глаза.

— Я научу тебя рулить жизнью, — достойно отвечал Аркаша и отхлёбывал пиво из банки.

Рядом был сооружен небольшой пикник. Молодые люди — парни, девушки и солидные мужи с дамами — видимо, их родственники, устраивали себе праздник под открытым небом.

Неподалёку была слышна английская речь с каким-то голландским акцентом. Чуть дальше, ближе к воде, сидел в восточной позе щуплый смуглый паренёк и неподвижно смотрел куда-то в сторону горизонта. Какой-то мужик лежал на воде, неподалёку от берега, а напротив, на берегу, стояла строгая женщина с греческим профилем и что-то гортанно выкрикивала в его сторону…

Очаровательная гибкая шатенка в бикини шла по пляжу рядом с молодым человеком в тёмном «поляроиде» и с сигарой во рту.

— Мишель, — мечтательно обратилась она к нему. — Давай останемся здесь навсегда…

— Да, но мы ещё не завершили наше турне, — ответил тот, мягко грассируя. — Я хочу побывать в России…

— Ах, мой милый, Россия так далеко… — пролепетала красавица и нежно посмотрела на путешественника.

— Родина всегда близка, — парировал Мишель.

— Ты, как всегда, прав, — пропела обворожительница и звонко захохотала, вынув изо рта своего спутника сигару.

Чуть в стороне от всех, откинувшись в шезлонге, отдыхал солидный человек с одутловато-усталым лицом и взъерошенными короткими волосами, тронутыми сединой. Видимо, это был одинокий бизнесмен, ещё не успевший адаптироваться в данной среде. Несмотря на благолепие окружающего мира, выражение его лица было мрачным, с налётом какой-то нервозной хандры… А кругом кипела жизнь. В павильоне-баре, расположенном прямо на пляже, шумела счастливая публика, заказывая коктейли, пиво, закуски, лакомства…

Маэстро с Юлианой медленно шли вдоль берега. Маэстро вдруг остановился и вскинул флейту; в его взгляде сверкнул азарт. Юна замерла, глядя на него. А он приложил флейту к устам и заиграл с отрешённым восторгом в глазах… Это был всплеск души. По пляжу плыла неуловимо щемящая, ностальгически-завораживающая мелодия…

Угрюмый босс в шезлонге вдруг начал просветляться, его лицо озарила улыбка и в глазах заиграло небо… Он оживился и приподнялся в шезлонге, осматриваясь. Это было преображение, подобное тому, как если бы воздух стал музыкой… Паренёк, сидевший в йогической позе, медленно повернул голову, вглядываясь куда-то в пространство. Мужик, лежавший на воде, вдруг поплыл к берегу, причём не двигая ни руками, ни ногами, а его дама возвела очи к небу и что-то благоговейно залепетала…

Отдыхающие на несколько мгновений замерли, как бы прислушиваясь к дыханию флейты…

В баре тем временем суетились гурманы. Плотный мужчина средних лет в белой тенниске и цветастых шортах с поясом-кошельком держал в руке купюры, готовясь вкусить омаров с баварским пивом и шашлыка, тут же стояла его статная супруга в больших тёмных очках и объемном купальнике.

— Много пива не бери, опять уснёшь, — наставляла она его.

— Да ладно, один раз живём, — бесшабашно ответил супруг и протянул деньги бармену, но, не успев ничего заказать, получил их обратно с возгласом: «Ноу! Рашн мани, — ноу!..»

Заказчик как истукан уставился на возвращённые деньги, затем перевёл взгляд на свою Дульцинею и исступлённо выпалил:

— Что за бред? Откуда взялись «деревянные»? Где моя валюта?..

Супруга с ужасом посмотрела на российские купюры, затем на мужа и выпалила:

— Это тебя надо спросить!

Тот погрузил руку в свой кошелёк на поясе и вытащил оттуда упаковку купюр Российского банка… Сзади начали шуметь, толкаться, и горемычные супруги отошли в сторону. Они вдруг услышали уже знакомое:

— Ноу! Рашн мани — ноу!..

В баре началась суета и неразбериха, и бармен объявил перерыв.

А наши возлюбленные шли дальше — вдоль берега. Они упивались живописным ландшафтом, трепетно вдыхая идиллию мира… Неожиданно Маэстро остановился. Юна удивлённо посмотрела в ту сторону, куда её спутник направил свой взор… На каком-то громоздком валуне в стороне от всех сидел довольно странный человек с угрюмым, измождённым лицом, которое усугубляли длинные скатавшиеся волосы, обвисшие ниже согбенных плеч, и дремучая борода с проседью. Впалые бездонные глаза, казалось, горели каким-то безумством… На нём было обветшалое серое рубище с наброшенной поверх него огрубевшей овечьей шкурой, ноги прикрывали стоптанные рваные сандалии, туго обмотанные спасительной проволокой. Во всём этом странном субъекте сквозил какой-то сверхъестественный драматизм. Бродяга не спеша, сосредоточенно чертил небольшим ножом на песке какие-то знаки… Затем он начертал крест, медленно запрокинул косматую голову, воздев неприкаянный взор к небесам, и несколько мгновений оставался в такой позе…

Потом голова его резко упала вниз, он глухо выдохнул и ногой замёл всё начертанное… Он крепко сжал нож, оттиснув лиловые жилы, и неожиданно резко полоснул им по левой приподнятой руке чуть выше запястья. Но кровь не успела хлынуть из вен, — распоротая кожа как-то сама собой мгновенно сомкнулась, восстановив невредимость руки, как бы ничего и не произошло… Бродяга издал тихий стон и с силой отшвырнул нож в сторону. Он погрузил измождённое лицо в угрюмые ладони, облокотившись о колени, и некоторое время сидел так, неподвижно. Затем он медленно встал и пошёл прочь…

Юлиана, напряженно глядя на этого странного удалявшегося маргинала, тихо вымолвила: