Он стал бродягой по собственному желанию и некоторое время был доволен подобным образом жизни. Но всё чаще он стал испытывать какой-то трагический дискомфорт, смешанный с угрызениями совести, и постепенно в его душу вкрадывалась тихая необъяснимая тревога, наполняя бессонное сердце истошной тоской, которая медленно грызла его изнутри… Он впадал в депрессию, пил… затем обуздывал себя и снова шёл в подземный переход. У всякого человека бывают минуты слабости, но они, видимо, необходимы, для того, чтобы осознать свой внутренний потенциал и собраться с новыми силами для дальнейшей борьбы…
Она влетела в его жизнь светло и безумно. Так внезапное солнце пробивает угрюмые тучи. Она не могла пройти мимо, не остановившись. Просто то, что он играл, было у неё в крови… Так вот, — она не могла пройти мимо своей жизни. Она остановилась перед ним в спасительно-щемящем безумии, как если бы летящий поезд остановили стоп-краном… И когда их взгляды встретились, всё вокруг исчезло. Так реки впадают в моря. Им не нужно было много слов, чтобы всё понять, скорее, они были лишни. Он только спросил её имя и как она сюда попала. Теперь они жили вместе в одном из патриархальных домов, на последнем этаже, открывавшем простор златоглавой Москвы. И квартира их была обставлена согласно творческому экспромту…
Приходилось ли вам слышать, как радостно и самозабвенно поют соловьи? А заливаются они без опаски, потому как язык их непереводим, и ясен он лишь Вселенной, ибо музыка сфер глобальна и неуязвима… Я много раз проходил мимо старой заброшенной колокольни на окраине Москвы и всякий раз был обескуражен колокольным звоном, доносившимся с этой священной обители. Я подходил и в упор смотрел на неё, — на звоннице никого не было, а звон тем не менее не прекращался, наоборот — он усиливался, переходя в гул, который обволакивал меня со всех сторон, превращая всю мою сущность в живой монумент… И тогда я понял, почему столько раз метили в Гамлета, а попадали в Шекспира. И всякий раз Небеса разверзались, и все оставались на своих местах… И наши герои — Маэстро и Юлиана жили без особых претензий к этому неспокойному миру, потому как и мир не имел к ним особых претензий. У Юны заканчивался отпуск, и она старалась как можно чаще быть рядом со своим любимым. Когда он уходил на работу в подземную эстраду, она увлекала себя кухонным искусством, приготовляя различные блюда, вкладывая в это свою трепетную душу, и с нетерпением ждала своего ангела, чтобы осчастливить его своим жизненным теплом и любовью. Обычно, когда на кухне всё было сделано, она брала интересующую её книгу и с головой уходила в чтение. Когда щёлкал входной замок и открывалась дверь, — в мгновение у Маэстро в объятиях была Юлиана… Она кормила его и смотрела, как мать — на своё дитя, — блаженно и кротко. Во всём этом была некая трансцендентальность, поскольку постичь таковую обособленность и оторванность от всего внешнего весьма непросто. Для этого нужно любить…
В минуты всепоглощающего отдохновения они, полулёжа на диване, тешились мечтаниями, вполголоса обмениваясь своими причудами. Иногда Маэстро бросало в поэзию, и он посвящал ей стихи, не спеша, отрешенно читая:
«Дары судьбы неотвратимы,
И ты летишь в меня сквозь боль;
А суета — как действо мима,
И здесь ясны лишь мы с тобой».
Она заворожённо слушала его, а затем по-детски хлопала в ладоши и восклицала: «Ты гений! Любимейший мой!» Маэстро слегка смущённо отводил взгляд… Он с тайным благоговением смотрел на Юлиану, с трудом подчиняясь своему взбудораженному рассудку и оправдывая такой исход событий только Волей Провидения… Когда-то давно у него была жена. Но это было в какой-то другой жизни. Они прожили вместе недолго — она ему изменила… Он догадывался, что среди женщин встречается порода самок. Это существа с особым мировосприятием. Они живут чувством пола, хотя любят рассуждать о пользе кислорода и отравленном климате. С виду они скромны и элегантны, легко приручаются и, как правило, просты в обращении, хотя могут казаться неприступными. Обычно они распознаются по глазам…
Но вернёмся к нашим влюбленным. Маэстро не мог долго без музыки. Он брал флейту и что-нибудь наигрывал. Иногда, когда он, играя, входил в азарт, пальцы его босых ног как-то эксцентрично двигались, исполняя какой-то озорной каббалистический танец, причём совершенно не в такт музыке. Вероятно, это были некие энергетические импульсы, шедшие изнутри. И Юлиану эта игра ног очень умиляла, она открыто улыбалась и вся светилась. А его умиляли её лёгкие руки. И было в их взаимности то, что можно назвать одним словом — гармония… Вообще он был человеком настроения, что присуще людям искусства, и, пребывая в сосредоточенно-вдохновенном состоянии, пытался сыграть что-то новое, своё, неповторимое. Она же — она ничего не хотела вообще. Она только хотела быть с ним рядом… И вот, когда она была рядом с ним и приникала всей своей непостижимой сутью к его отрешённому дыханию, вживаясь в его затяжной каприз, он начинал играть… И… здесь мы опять сделаем небольшое необходимое отступление…
Можно падать на самолете с высоты 9 000 метров, имея уверенность в том, что разбудишь пинками в хлам пьяных пилотов, и они не предъявят к тебе никаких претензий, но невозможно взлететь с абсолютно трезвыми намерениями, а проще говоря — отдав себя целиком здравому смыслу… В Африке, к примеру, можно убежать из тюрьмы, но при условии, что у тебя где-нибудь неподалёку в заначке припрятано несколько ящиков водки для откупа. Но опять же — всё относительно. Жизнь есть абсурд и этому имеются тысячи подтверждений. Например, на заре двадцатого века всем пообещали светлое будущее и устроили террор… Однако и в абсурде есть логика. Вот ветхий народ полюбил хлеб и зрелища, и Рим возбудил уголовное тело… А у иудеев был обычай — на Пасху даровать жизнь одному из осуждённых на казнь. Но люди всё перепутали. Лопари вычисляют курс ветра у Египетских пирамид, и Сфинкс в пещере Енгадди хранит мистерию Апокалипсиса… Так вот, совмещая апокрифические данные с мистическими откровениями, можно смело сказать, что мы завершаем очередной виток Вселенского цикла и отшибаем рассудок… О чём это говорит? О том, что наше сознание затуманено и не стоит отвергать то, чего мы не знаем… Вы когда-нибудь проверяли свою иммунную систему?.. Нет? И не проверяйте. Всё равно правильного результата не получите. Нужно просто почуять в себе огонь и сжечь в нём всё ветхое и непристойное. Только тогда вы сможете почувствовать в себе преображение, достойное жизни, иначе это называется любовью; и тогда никакая инфекция не поразит ваш организм. Но этого достигают лишь немногие, ибо мир непредсказуем… Царь Приам, например, любил парить ноги перед сном, в пылу мечтаний не подозревая о том, что Троянский конь уже строится… А Иоанн в кипящем елее стал всевидящим… Вот Голиаф одевался в броню и остался мишенью. А пастух из Провинции взошёл над шипами. Ведь сказали Саулу: «Вынь камень из сердца — и воспаришь…» Но нет, тяжесть милее. Дно — зеркало мира. Течёт река Времени — ни истока, ни дельты. Всплыви — вдохни жизни… Но в каждом Дантесе убит Пушкин, и Суд продолжается. Пока не явится Командор. Пожатье пламенной десницы отверзет в сердце небеса. А пока — ночь на дворе, — Гефсимания…